Эта статья – дань памяти и
преклонения перед старейшей жительницей Лекшмозера, членом (не хочу и не могу
говорить бывшим - ВЕЧНЫМ) нашей православной общины, тем удивительным и
когда-то нередким на Святой Руси человеком, к которому мы шли не просто за
советом и сочувствием, а просто, чтобы побыть и поговорить с ней. Писать
что-либо ещё нет смысла, лучше прочесть эти замечательные строки глубокого
знатока Русского Севера Г. Н. Мелеховой и попытаться прочувствовать и понять, что если что-то в
нас с Вами, дорогой читатель, осталось от исконно русского, то это от таких
людей, как Ольга Васильевна.
Сороковины
Памяти Ольги
Васильевны Ушаковой
(1911 - 2003)
26
мая, в обычный, ничем не примечательный день, на 93 году жизни умерла Ольга
Васильевна Ушакова. 4 июля было 40 дней со дня ее кончины.
Уходят
люди, простые и не выдающиеся, но своей кровью и плотью соделавшие целую эпоху
в русской истории, бывшие солью русской жизни, вынесшие на своих плечах бури и
ураганы XX века и сквозь все потрясения пронесшие свет православной веры.
Ольга
Васильевна родилась на заре XX века, в далеком 1911 г., когда еще царствовал
император-мученик Николай II. Ее жизнь освящали тихие зори каргопольских
деревень Ожегова, Макарья, Вильно, Масельги, Лекшмозера; омывали светлые струи
придеревенских озер. Она - из крестьянского рода, давшего Каргополью
священников и хлеборобов, воинов и учителей, мастеровых и рассказчиков. Дед
Ольги Васильевны - Лебедев Дмитрий был священником Макарьевской церкви; там он
умер и похоронен, в это время Ольге Васильевне было всего 3 года. Один из
сыновей о. Димитрия - Лебедев Иван Дмитриевич - тоже стал священником и служил
в Мошинском храме. Замужем за священником - о.Николаем, служившим в Каргополе,
- была и одна из дочерей о. Димитрия, Павла Дмитриевна, тетя Паша. А мать Ольги
Васильевны, по-деревенски “тетя Шаня”, помимо владения многочисленными
крестьянскими профессиями, была замечательной портнихой: “Сенокос приходит, девушки
идут:
-
Александра Дмитриевна, вы нам сшейте то, то, то...
-
Некогда.
-
Мы за тебя работать пойдем, только сшей” (рассказ Н.Я.Ушакова).
Отец
Ольги Васильевны был потомственным крестьянином - из тех, которые издавна
кормили Россию. Когда надо было выбирать, ехать ли семье в Ленинград (куда
звала его жена) или на Макарье, он сказал: “Надо за землю держаться”. Это и
поныне является заветом его потомкам: они держатся за землю, а земля держится
ими.
Ольга
Васильевна помнила те времена, когда макарьевская церковь была “как лебедушка”,
на колокольне звонил большой 40-пудовый колокол, торжественно отмечали
православные праздники, а “из Кенозера возили плиты на белой кобыле” для
фундаментов - шло строительство. Она успела поучиться в старой Думинской школе,
со священником и Законом Божиим, а как “настала коммунизма”, ее мамушка “боле
не отпустила в школу”. Смерть Ленина ей “век не забыть, черны флаги выкинули”.
Но его дело еще долго корежило судьбы людей, “церкви стали зорить”.
Родители
Ольги Васильевны были верующими; отец, по ее словам, был в числе тех, кто ездил
в Ленинград за иконостасом для церкви Казанской Божией Матери на Плакиде. Дома
соблюдались отеческие традиции: молились, хотя бы кратко, утром, перед едой и
перед сном, перед важным делом: “На работу 1-й день пойдешь - на дровосек, либо к
огороду - свечку зажгешь, молишься. На пашню - отец лошади хвост подрежет,
гриву подрежет, свечку зажигали”. Лошади и пахарю давали в этот день отведать
четверёжку - лепешку, испеченную в Великий Четверг и сберегаемую на божнице.
Ольга Васильевна помнила, как отец рано утром на Рождество и Пасху возил на
санях жену и детей к службе; когда она подросла, перед праздником, вместе с
другими “троима или четверыма” девочками, ходила мыть в церкви пол и “иконки”. “В церковь ходили каждое
воскресенье, в праздники, - рассказывала она: - вечером на вечерню, утром на заутреню, в 10 часов на обедню.
Зазвонят в колокол к обедне, так все идут. К церкви подойдут, помолятся, в
паперти тоже скажут “Господи, благослови”. Мужчины стоят на правой руке,
женщины слева, дети с матерями. Всяко, кто к середине <службы> придет.
Как есть копейка, свечку ставили. К причастию детей водили до 6 годов, каждое
воскресенье причащали маленьких, в пеленках. Взрослые причащались в Великое
Говенье, накануне, в субботу, грехи сдают. Нать службу отстоять, не пить, не
есть. Посты соблюдали, и маленьким не давали есть, ребятам не давали
скоромного, пугали - “поп уши отрежет”. Как чувствуешь, что заболеешь, что
<другое>, так надо грехи сдать - не то что один раз в год. А больше - в
Великий пост, на остатней неделе, можно и раньше. Всяки бывали - кто поговеет,
кто не говеет. Всяк Еремей про себя разумей. Не станешь говорить человеку: ты
говей. Всяк свою душу спасает”.
Сколько
трудов выпало на долю этой небольшой, хрупкой, всегда занятой и куда-нибудь
спешащей женщины, одному Богу известно - она “стала работать да работать с
малолетства в хрестьянстве”: “Нас с Татьяной (отец) пошлет боронить, а мы еще небольши были, двое на
лошадь сéдем,
верхом - ой, да придет, да посадúт. Ой, не дай, Господи. А работали-то
ночью, гущи-то* было много, целу скотину
жалит (?), он (отец) прúдет да нам запрягё, да посадúт,
да ска: “Давай, девки, бороните”. А мы чё боронили: лошадь куды попало ходит, а
мы - глендя, глендя (?) - спим на лошадú-то, кланяемся.
Были бороны-то деревянны раньше. Только маленько заря-то, солнышко-то чуть-чуть
покажется, мы: “Ой, Танька, давай выпрягем, давай выпрягем”. Прúдем,
папа скаже: “Вы, девки, чё - еще гущи-то нет, вы ж как выпрягли-то?” Сходит
поглядит - и о-ё-ё-ё-ёй! О, как боронили-то!”
На
18-м году Ольга Васильевна вышла замуж, родила 14 детей - “7 живых да 7 похоронено, и
никакой фелшер не бывал”. Священников уже не было, поэтому внучка священника сама читала над
детьми, какие знала, молитвы - “крестила”, а позже, при случае, их крестил
священник. Жизнь никогда не баловала наших бабушек: “раньше работы до горла,
детей куча, иной день дак дитя не вымоешь, не знаешь, за что хвататься -
жизнь-то наша”.
В войну на себе пахали: “7 баб запрягемся, плуг таскали”.
Но
жизнь - всегда не только страда, горечь, слезы, но и свет, радость, праздник. А
праздновать прежде умели. Незабываемым для Ольги Васильевны остался престольный
праздник в Макарье, день преподобного Макария Унженского и Желтоводского, 7
августа: “Крестный
ход: с каждой церкви священник идет к Макарью. На росстани встречались 7
крестных ходов: с Каргополя, с Ошевенска, с Лекшмозера, с Думина, с
Порженского, с Труфанова с монастыря. Все встречались. Несут большую икону
Божьей Матери на носилках, под ней народ, все, проходили”. - “Зачем?” - “Как,
ты что? Разве плохо? Хорошо это - под иконой пройти! Макарьевский священник
идет с иконами навстречу, колокол звонит. Преподобного носили встречать. Далёко
помнить. Тут такой завет - нать пешком идти. Из Ленинграда ездили в Макарий по
завету, они работали, их кормили. Поля обрабатывали заветны - косили, пахали”. На Макарии всем был завет -
обойти вокруг озера (более 2-х километров) и выкупаться в Иордани, некоторые “завет давали, на коленях
обходили, на коленях, обобьют тряпками, и идут”. Силами местных набожных и знающих стариков,
которых величали “батюшками”, и певчих службы на Макарии совершались еще и в
50-е годы, в заброшенных и полуразоренных храмах.
Вечером
- гулянье. Ночевали - кто где устроится, просились в избу к Ушаковым. Муж Ольги
Васильевны Яков Васильевич принимал всех просящихся: “пихайтесь, сколько влизите.
Полна-то изба <еще идут>: Яков-то Васильич, ночевать, <он>: а
пихайтесь, сколько влизите. На полу вповалку. По всей избе”. Для всех он кипятил огромный
самовар, и его гостеприимство поныне вспоминают приходившие на Макарий
кенозеры. Как со смехом замечала В.Я.Ушакова, “встанешь, некуда пройти, чтоб самовар
поставить”. Но
все не вмещались в избы, и многие устраивались просто на улице, на берегу
озера, где разводили костры и ужинали: “Так огней-то было - столько народу-то, так о-о-ой!
На кряжах-то люди-то спят, все впокаточку лежат. Дак все костры, дак тут
скатерти разложат да кушают. Идут туда все - вокруг озера да вокруг, вокруг,
вокруг, вокруг, кто и на коленках... Да в церкву, да на службу, дак а-а-а...”
(рассказ З.Я.Ушаковой)
Этот праздник и поныне
чтится в семействе Ушаковых, о нем рассказывают, перебивая друг друга - как
выражалась Ольга Васильевна, “до чего долябзали”. И теперь уже не только ее
дети, но и внуки каждый год в день прп.Макария ходят “на свою родину”: ”Дай
Бог, каждый год ходим”. Зажгут свечу в разрушающемся храме, вознесут
преподобному немудреную молитву, искупаются в месте, где когда-то устраивалась
Иордань, посидят на руинах отеческого дома, сходят на родные могилы, вспомнят
отца. А теперь - будут вспоминать и маму.
Прп.
Макарию-батюшке Ольга Васильевна молилась всю жизнь: от деда-священника ей
досталась икона прп. Макария, которую украли у нее около
До
конца земных дней самой большой трудностью для Ольги Васильевны было - видеть
несделанную работу. Каждое лето она “исполняла свой долг”, как смеялись ее
дети, - сметать стог в Вильно. В последнее лето жизни она еще обрабатывала
“ляпак” (кусок земли), сажала “рассадник”-“морковку да лучку, да помидоры, да - что еще-то? -
да кабачки, да тыква, да...Сегодня там, в подвале, пол настлала, досок
доволочила, дак чего, как крот. Гли-ко, лому-то, веранду-то сломали, веранду-то
стару, дак лому-то, смотри-ка. Да, все прибираю. Западет снегом - дак чё потом?
А ведь я так-то не люблю. Мне надо, чтобы все в порядке было. Не так, как
нынешний народ, как попало, и все. А я привыкла так, дак я и терпеть не могу.
Дак плаваю да плаваю кое-как да... ино приберу да... Пока еще сила-то маленько
есть. Я бы сила-то еще - кóню(?) когда, дак у меня ноги-то сдали.
Кабы не ноги, дак чтобы? ходить-то не могу. Я бы еще так-то, так еще делала
бы”.
Ольга
Васильевна прожила большую жизнь. Она осталась с нами в своих рассказах,
певучей речи, пересыпанной поговорками, в традиционном русском хлебосольстве и
трудолюбии. “Давай,
давай, мне надо чин провести”, - настаивала она в ответ на отказ выпить чаю. “Я побежала кладать вологу в
печь”, - спешила
успеть приготовить еду в горячей печи. О плохой дороге отзывалась: “Туда крещены не ходили”. “Просто,
не девяносто”, - присказывала,
объясняя, как можно вычистить печь. О себе она рассказывала с юмором: “(Мне) 93-й год пошел. Третий, девки? Как у нас
раньше было собрание - раньше все “земска” звали, собиралися, народу-то: подьте
в земску, в земску. Колотили коромыслом да: в земску сегодня. А и спрашиват
один, там начальник, у соседа, у папа нашего сосед был: “Осип Иванович, сколько
у тебя ребят?” - “Ванька да Манька, да Пешка, да Мариха. Вася, кажется так?” -
“Так, так, так, Осип Иванович, так, так”. Так-то и я”.
Вечная память и Царство Небесное неустанной
труженице Ольге!
Преподобный Макарий, моли Бога о рабе Божией Ольге!
Упокой, Господи, душу усопшей рабы твоей Ольги!
Г.Н.Мелехова
Москва, 30
июня 2003 г.
***
По материалам сайта Православного прихода
села Лёкшмозеро Каргопольского района
Архангельской области
http://www.lekshmozero.narod.ru
назад в раздел “Библиотека” >>>