Россия и Русский Север

По материалам сайта Православного прихода

села Лёкшмозеро Каргопольского района

Архангельской области

http://www.lekshmozero.narod.ru

Г.Н.Мелехова, к.и.н., доцент кафедры
философии, социологии и политологии МИРЭА,

участник экспедиционных грантов
Института этнологии и антропологии РАН

РОССИЯ И РУССКИЙ СЕВЕР

История Русского Севера, теряющаяся в туманных далях, воскрешает древнейшие страницы истории России, уводит к временам сложения русской народности и российской территории. Издревле север представлял собой край бесконечных непроходимых лесов, где продвигаться можно было только водными путями: летом на судах, зимой на санях по льду. Природный рубеж – водораздел, разделивший реки Беломорского и Балтийского бассейнов – отрезал северо-восточную часть Европы от ее центральных и западных областей. В обширную землю в бассейне северных рек, богатую пушным зверем и речной рыбой, можно было попасть, преодолев водораздел "волоком", поэтому она получила название Заволочья, а заселяющие ее угро-финские племена – заволоцкой чуди. Освоение этого края, с его богатыми пушными, рыбными, соляными, морскими промыслами, не могло не привлечь наших энергичных и предприимчивых предков. Уже с первой половины, а, может быть, и с начала XI века шло упорное наступление новгородцев на Заволочье, и к концу XII столетия весь северный край превратился в обширную новгородскую колонию. А с середины XII в. началась и так называемая низовая колонизация, идущая "с низу", из Ростово-Суздальских земель.

По проторенным первыми смельчаками путям на север потянулись охотники, рыбаки, ремесленники, землепашцы. Обживая суровый край, пришельцы оседали по берегам рек и озер – этих транспортных нервов Заволочья, наиболее выгодных для ведения и промыслового, и сельского хозяйства. После освоения бассейнов крупных северных рек и озер славянские переселенцы потянулись по речушкам и волокам на водораздельные, внутренние территории. К этому времени их основным занятием стало земледелие, а не охота и рыболовство. Примерно с XIV столетия стали заселяться земли Поонежского озерного края, протянувшегося цепью озер вдоль реки Онеги к западу от нее; его южная часть – Лекшмозерье. По нему и проходит водораздел Белого и Балтийского морей, поэтому здесь нет крупных рек, но много различных по величине озер, соединенных между собой ручьями, речушками и протоками.

Крестьянская, земледельческая колонизация шла рука об руку с монастырской. Крупнейшие северные монастыри – Соловецкий, Николо-Карельский, Антониево-Сийский, Красногорский – играли важнейшую роль в освоении и развитии Поморья. Где-то в конце XV в. (по другим сведениям, в начале XIV в.) на южную оконечность Лекшмозера из Новгорода пришел монах Кирилл, проживший на Челме-горе одиноким пустынником более 50 лет и прославившийся христианским просвещением и воспитанием окрестных жителей – русских и чудинов. После смерти прп.Кирилла Челмогорского на месте его подвигов возник небольшой монастырек, возносивший молитвы к Богу до советского времени. Другой древнейший в Каргополье – Александро-Ошевенский монастырь – основал в XV в. прп. Александр Ошевенский (†1479), выходец из Кирилло-Белозерского монастыря. Он был, по словам из Олонецкого патерика, для Каргополья тем же, чем для Московской Руси – Сергий Радонежский, а для северной – соловецкие чудотворцы Зосима и Савватий. Прп. Александр почитался как строитель Русской северной земли и покровитель Каргопольского края, «похвала нашея страны Онежския северныя земли».

Сохранились предания о проживавших здесь угро-финских языческих племенах "белоглазой чуди", "казариновской чуди", "казары". Занимаясь охотой и рыболовством, но зная и огневое подсечное земледелие, чудь вела полукочевой образ жизни и жила в пещерах и землянках. По сравнению с нею колонисты обладали более эффективным пашенным земледелием, развитым домостроительством, исповедовали христианство. Но чудь имела достижения, которым не грех было поучиться: она прекрасно приспособилась к суровой природе края, великолепно знала округу, выработала эффективные приемы рыбной ловли, охоты, некоторые особые формы хозяйствования. И как почти всюду, где славяне тесно соприкасались с иными племенами и народностями, с течением времени они крестили и ассимилировали чудь, впитав в себя некоторые черты ее антропологического облика (так называемый онежский антропологический тип, распространенный на водоразделах), и восприняв элементы материальной культуры – рыболовные снасти, орнаментику, некоторые женские украшения. А сколько топонимов – названий рек и озер – напоминает о дорусском населении края и дружелюбно-доверчивом к нему отношении славян!

Наиболее ранние письменные свидетельства о колонизации Лекшмозерья относятся еще к периоду могущества Великого Новгорода (до середины XV в.) и связаны с новгородским боярством, осуществлявшим так называемые феодальные захваты: полагают, что в это время восточная сторона Лекшмозера составляла боярщину Труфана Сарского. После присоединения новгородских колоний к Московскому государству Север превратился поистине в народный край: черносошные крестьяне стали преобладающей и активнейшей общественной силой. Во 2-й половине XVI в. существовали уже все известные комплексы селений: Орлово, Труфаново, Лекшмозеро, Гужово, долгозерские, порженские деревни. Центром этой довольно обширной территории был погост с единственной на всю округу церковью апп. Петра и Павла.

Эта церковь, древнейшая в округе, стоит на самом берегу Лекшмозера. В конце XVI века (а может быть, и раньше) рыбаки поставили на месте, где, по легенде, из озера выплыла икона первоверховных апостолов, деревянный, видимо, шатровый храм. В 1823 году древняя церковь сгорела, и вскоре жители построили новую – каменную, в классических традициях, которая и дошла до наших дней. Строилась церковь, по-видимому, по типовому проекту, присланному из епархиального центра, но, как было обычным тогда, радением и преимущественно на средства местных крестьян. Иконы для ее иконостаса написал представитель вельской династии мастеров церковных дел (каменщиков и иконописцев) Шаминых из Вологодской губернии. Все эти века церковь была главной, а долгое время и единственной в обширном приходе. Она неотлучно сопровождала многие поколения крестьян, одухотворяя и украшая их жизнь от рождения до смерти: встречала и крестила младенцев, венчала молодежь, вступающую в брак, благословляла на всякое ответственное дело, провожала умерших в последний путь, молилась о живых и мертвых. Она воспитывала и просвещала, не давая погрязнуть в грехах и забыть о душе, утешала в скорбях и помогала в заботах, освящала и наделяла высшим смыслом бытовую повседневность.

В престольный праздник, день апп. Петра и Павла (12 июля), по-здешнему «Петровки», в церковь приходили со всего обширного прихода. После торжественной утренней службы служили молебен с водосвятием, для чего в озере устраивали особую купальню, называемую «Иорданью»: в ней купались «заветники» – те, кто, молясь об исполнении разных просьб, в частности об исцелении, давал обет. На Пасху лекшмозерское духовенство ходило по всему приходу целую неделю, служа молебны в каждом доме; при этом носили почитаемую икону Божией Матери, почему так и говорили: «Богородица ходит». К этому торжественному моменту хозяева тщательно мыли весь дом – от стен и пола до посуды и утвари, на столе расстилали домотканую и расшитую «пасхальную» (не использовавшуюся больше ни в какой другой день) «скатерётку», на нее клали свежевыпеченные «мякушку ржаную и пшеничную», другую выпечку, яйца, которые освящались в ходе молебна. Крестьяне одаривали духовенство хлебами, их набиралось целые возы.

Кроме приходского храма, часто весьма отдаленного, почти в каждой деревне издавна была своя часовня, где жители отправляли службы, не требовавшие участия духовенства. Оно служило в часовнях лишь в особые, часовенные праздники, которые сообща отмечались всем деревенским миром, при участии многочисленных гостей из соседних селений. Богатая православно-праздничная культура Лекшмозерья включала: крестные ходы, водосвятные молебны у озер, купание жителей в водоосвященной купальне и освящение скота, пасхальные службы по домам прихожан, паломничества в монастыри, хождения на богомолья к чудотворным иконам и другим святыням края, пожертвования монастырям, общинные трапезы. По всему Лекшмозерью стояли и кресты – придорожные, обетные, памятные.

В конце XIX в. происходило оживление церковно-приходской жизни: возникали новые часовни, а некоторые старые – перестраивались в церкви (в дд.Труфаново, Думино), становясь приписными к главным, приходским храмам. Создавались в этом веке и новые храмы: в 60–70-е гг. на месте старинного креста была поставлена церковь прп.Александра Свирского на Хижгоре, дошедшая до нашего времени и отреставрированная в 1990-е годы строительным объединением «Строй». Хижгора является самой высокой точкой округи, откуда все еще величественно раскрываются родные русские просторы. Как писали крестьяне в прошении об открытии церкви, «вид с нее со всех сторон превосходен, а окрестные приходы <…> виднеются на довольно значительном разстоянии, следовательно церковь, на подобной горе устроенная, кроме душевной пользы окружающих ея селений, отрадно виднеться будет и многими другими окрестными жителями»[1]. Храм строил местный (колодозерский) крестьянин Максим Шилов по утвержденному в Консистории плану. Конечно, мастер, которого в документах называли подрядчиком, работал не один, а с артелью. Но именно он наполнил присланный «нормальный» чертеж жизненными соками, осуществляя на практике замысел о церкви всего крестьянского мира. Руководствуясь неким «церковностроительным» каноном, запечатлевшим плод коллективного опыта и творчества, Максим Шилов построил храм, вобравший в себя классицизированные черты тогдашней городской архитектуры, но и связанный с возводившей его округой прочными узами многовековых традиций северного народного зодчества. По завершении строительства мастер «встал на крест», поклонился на все четыре стороны и, как знаменитый Нестор из Кижей, забросил топор в озеро: инструмент, которым рубили храм, нельзя было употреблять ни для каких других целей. Вскоре после строительства северные иконописцы, тоже продолжавшие местные традиции, написали иконы для иконостаса храма, часть из них, в т.ч. храмовая икона прп. Александра, сохранилась.

После 1917 г., когда в церкви появился свой причт, в ней служил о.Алипий, монах, в миру Александр Иванович Иевлев (Ивлев), уроженец г.Тулы. Его помнят молодым и красивым, часто одиноким и задумчивым, «очень божественным», всегда угощавшим проходящих мимо детей. В середине 20-х годов о.Алипий был лишен имущества и выслан, но остался жив, а после войны служил духовником женского Пюхтицкого монастыря и переписывался с некоторыми из своих бывших прихожан; кто-то даже ездил к нему в обитель погостить. И в разлуке он оставался их духовным наставником, как видно из его писем 1948–1949 гг.: «Вот вы в лесу, в поле или на озере; возведите свои очи телесные и сердечные, духовные к небу, к Богу, вздохните из глубины души, от сердца, скажите с чувством: "Боже! милостив буди мне, грешной!" – и верьте: ваш вздох проник небеса, взошел к престолу Божию. Господь видит и слышит вас, и Ангел Божий вознесет вашу молитву, ваш вздох, вашу слезу, скатившуюся на грудь вашу, – вознесет к престолу Божию»[2].

Как кажется, в советский период Лекшмозерье вступило, не исчерпав своих внутренних ресурсов и потенциальных возможностей: выращивался хлеб, разрабатывались подсеки, не скудели промыслы и ремесла, росли селения, функционировали общины, действовали храмы (и даже открылся один новый – Казанской Божьей Матери на Плакиде, под Хижгорой, срубленный гужовскими мужиками в 20-е гг. и освященный около 1926 г.), работали земские и церковно-приходские школы. Поначалу революционные годы не внесли существенных изменений в жизнь селений. Но не за горами их подстерегали серьезные испытания. Разворачивавшаяся антирелигиозная пропаганда подтачивала незыблемость освященных веками традиций. Дискредитация церковных начал в сознании и жизни крестьян обернулась закрытием, разграблением и разрушением храмов и монастырей, ссылкой и гибелью старост и священников, сжиганием крестов и часовен и, как итог, искажением духовно-нравственной сферы личности.

Поворотным пунктом в разрушении традиционного уклада стала коллективизация, изменившая не только сложившуюся систему землепользования и сельских работ, но и внутреннюю организацию крестьянского хозяйства, дома, семьи. Не обошло Лекшмозерье стороной раскулачивание; тяжелейшим бременем (особенно для женщин) стали принудительные работы на лесозаготовках зимой и лесосплаве весной и летом, принявшие уродливые размеры и формы. А бурные события, связанные с провозглашением курса на индустриализацию, вызвали первый отток молодежи. Тяга в города усугублялась тяжелым трудом, полуголодным и бесправным существованием. Новых жертв потребовала война, когда почти все мужчины ушли на фронт, и из них мало кто вернулся. Послевоенные голод и нищета, высокие и почти не оплачивающиеся нормы сдачи государству продуктов, непосильные налоги отягощались нарушением рациональности и осмысленности крестьянского труда, его насильственным характером, прямой бесхозяйственностью властей. Хрущевско-брежневские времена принесли окончательное разорение. Начавшееся объединение и укрупнение колхозов, проводимая политика неперспективных деревень «добили» многие еще живые деревни: их закрывали, словно магазины, и ликвидировали по указам сверху.

Все эти события обернулись для всего Русского Севера, трагическим итогом: атеизацией сознания, раскрестьяниванием, массовым «бегством» из мест исконного, многовекового проживания, разрывом связующих нитей родства с землей, одухотворенной непрерывным трудом многих поколений, запустением земли и одичанием душ. Надежды на возрождение первых перестроечных лет обернулись химерой: деревня опять – который уж раз в XX веке! – стала заложницей очередной родившейся в верхах теории, теперь рыночной. Пьянство, склонность к западным ценностям, духовная узость, подмена наследников великих традиций мелкими дачниками – встречаются здесь, как и всюду. Но подлинное чудо русской истории заключается в том, что вопреки и несмотря на все это живы исконные черты: трудолюбие, ответственность перед землей предков, верность родине, стремление к высшей справедливости и правде, духовная чуткость, доброжелательность, отзывчивость и гостеприимство, православность. Сегодня повсюду, чуть не в каждом крупном кусте населенных деревень, существует или рождается православный приход, предпринимаются попытки ремонта или строительства храмов, сооружаются и освящаются часовни, устанавливаются кресты. Есть и подлинные подвижники, отдающие делу православного возрождения и средства, и силы, и душу. Воистину Господь созидает все новых делателей на своей ниве.

Признаем, что созидатели – не в большинстве. Но ведь и Царствие Божие «подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в 3 меры муки, доколе не вскисло все» (Лк. 13, 21). И если долгое время Россия забирала у северной деревни ее лучших сынов и дочерей – самую активную, энергичную, предприимчивую часть населения, то теперь пришло время отдавать. Видимо, необходима повторная колонизация Русского Севера.

И она уже идет. Каргополье дает целый ряд примеров строительства храма, часовни, организации прихода некоренными жителями данных мест: переехавшими сюда на постоянное жительство после выхода на пенсию, а также уроженцами Севера, вывезенными в крупные города (Москву, Петербург, Архангельск) детьми. Капитальный ремонт церковного комплекса (каменных – летней и зимней – церквей, колокольни, ограды) в с.Кречетово (Каргопольского района) возглавляет Эдуард Иванович Изотов (в крещении Александр, 1944 гр.), председатель общины – его жена Людвига (Людмила) Павловна. Переехавшие в селение из Архангельска, супруги – подполковники уголовного розыска, юристы, ныне пенсионеры; Эдуард Иванович – практикующий адвокат. «Я это делаю во имя народа, во имя Родины, – разъясняет он. – Нужно делать вечное, поддерживать православие. <…> Народ должен сам заботиться о собственной земле, чтоб здесь жили и его дети. Вот приезжают миссионеры: да мы что, Африка? Книжонки присылают. Кто взял эти книжки? Бабки и так все знают, любого батюшку научат – так им, по крайней мере, кажется. Молодежь этим не интересуется. Мы сегодня крестимся, потому что мы всегда были православные, это – вера наших предков. Мы, народ, составляем основу, без народа Церковь мертва будет. <…> Это – вопрос и веры, своего предназначения. Когда мы осознаем, что нам дано восстановить Русь во всей славе, вот тогда и идея будет».

Председателем приходской общины церкви вмч.Георгия в с.Река (Каргопольского района) является Юрий (Георгий) Александрович Тишинин (1946 гр.); его верная помощница – жена Тамара Николаевна Антипина (1949 гр.). Супруги приехали в село тоже из Архангельска, построили дом и о ремонте заброшенного и открытого всем ветрам храма поначалу не помышляли. Однажды вечером к ним постучался иером.Феодосий (Змушко, тогдашний настоятель церкви ап.Иоанна Богослова расположенного в 15 километрах с.Ошевенского); он много сил уделял восстановлению из руин Александро-Ошевенского монастыря и постоянно возил (таскал на себе) стройматериалы, инструменты, книги, иконы, деревянные кресты. «Вот кто бы нам церковь восстановил», – вздохнули супруги и услышали в ответ: «Сами разрушили, сами и восстановите». Тамара Николаевна пригласила батюшку поесть; «потрапезничать», – поправил он. Перед едой прочитал молитву – она прозвучала в доме впервые. Иером.Феодосий попросил помочь забить досками оконные проемы храма. «Ну, почему не помочь, долго ли – я же не знал, что это за собой потянет», – с юмором рассказывает о начале служения супругов во славу Божию Юрий Александрович. Это происходило за несколько дней до осеннего Юрьева дня (16 ноября). На следующий день Тишинины собрали в селе несколько человек, все вместе вычистили, вымыли, по возможности облагообразили помещение, и в сам праздник под купол церкви впервые после многих лет забвения вознеслись молитвенные возгласы прихожан. Когда они вышли на крыльцо храма, в морозном воздухе возсиял радужный столп. Ныне, помимо храма, приход восстанавливает часовню прп.Александра Ошевенского «на Александровых Родниках».

Многие уроженцы здешних мест, ныне живущие в городах, считают своим долгом помогать малой родине. Ими движут разные стремления: увековечить память предков, отдать долг родителям, выполнить обет, данный в трудных жизненных обстоятельствах. Петербуржец Владимир Александрович Калитин, организатор воссоздания часовни св.кн.Александра Невского на Мызе (Плесецкий район), однажды, в тяжелый момент жизни, зашел в Александро-Невскую лавру и молил святого князя об исцелении тяжело болящей дочери. Вымолвившееся обещание о восстановлении часовни на родине родителей выглядело тогда невероятным: Владимир Александрович лишился военной службы, средств не было. Но постепенно все каким-то образом устроилось. Выполняя обет, Владимир Александрович заказал проект часовни Строительному объединению под руководством Д.А. Соколова. Часовню св.кн.Александра Невского освятили в августе 2003 г. несколько священников, возглавляемые благочинным о. Владимиром (Кузивом). Жители разных кенозерских деревень на освящение были доставлены заботами тоже Владимира Александровича. Его радение о малой родине не прекращается: в Александро-Невской Лавре для часовни написана икона св.кн.Александра Невского, в которую вложены частицы мощей святого. Смеем надеяться, что старинный воитель православия на северных рубежах Руси услышит молитвы своих земляков. Сегодня усилия Владимира Александровича направлены на восстановление приходского храма Успения Богородицы в с.Вершинино (Плесецкий район).

Москвич Анатолий Тимофеевич Алексахин, кадровый военный, преподаватель одной из военных академий, организовал установку часовни (автор проекта Д.В.Тормосов) на старом кладбище д.Труфаново (Каргопольский район), где похоронены его родители. Привезенный в деревню каргопольский священник о.Борис освятил часовню во имя Всех святых. Интересно, что на освящение о.Бориса везли в полном облачении в ковше экскаватора. По инициативе уроженца Каргополя Сергея Петровича Калинина разрабатывается проект восстановления часовни Воскресения Христова на Воскресенском острове р.Онеги, когда-то относившейся к градскому благочинию. Разным каргопольским приходам помогают уроженец с.Архангело Булатов Валентин и его жена Ирина, ныне живущие в г.Дмитрове Московской области.

Действующая деревянная шатровая церковь Покрова Богородицы в с.Ухта (Каргопольский район) выстроена по проекту московского архитектора Л.Павловой радением москвички Людмилы Викторовны Поповой. Она уехала в Москву подростком, закончила там школу, институт, вышла замуж, родила ребенка, получила вторую специальность массажиста (а сейчас учится на курсах Свято-Тихоновского института, получая второе высшее образование). Уже в зрелые годы ее потянуло на родину, в село, где она жила у бабушки. Выйдя на наволок в конце деревни, увидев простор и услышав журчание реки на перекатах, она воскликнула: хочу здесь жить! Так она купила участок, начала строить дом. Бывая в селе, Людмила Викторовна все время проезжала мимо порушенной каменной церкви, вид которой «царапал сердце». К этому времени она уже начала воцерковляться, имела своего духовника, свои любимые храмы в Москве и Подмосковье. Когда созрело решение строить храм на Севере (на новом месте), неожиданно была получена сумма, которой хватало на начальный период. Сегодня строительство завершено, храм обустроен, куплены колокола, проходят регулярные богослужения.

Церкви Русского Севера возрождаются усилиями и москвичей, когда-то приехавшими сюда и влюбившимися в этот край. Они не имеют с ним непосредственных родовых связей, но он стал их духовной родиной, где они ощутили величие, глубину и красоту природы, человека, Бога и обрели веру как основу жизни. К числу общин, создававшихся при значительном участии москвичей, относится приход с.Лекшмозеро (Каргопольского района), в котором и.о. председателя общины является москвич Александр Владимирович Кузин, по инициативе и в значительной степени усилиями которого община и зарегистрирована; он же организовывал службы в храмовые праздники с помощью московских священников, когда местных священников еще не было. Каменный лекшмозерский храм апп. Петра и Павла реставрируется полностью на средства, собранные в Москве, отстроен приходской дом. В храмовые праздники силами раньше московских, а теперь и местных, из других каргопольских приходов, священников проводятся богослужения, на которых, как встарь, люди могут поклониться и помолиться своим старинным заступникам и покровителям. Прошли первые за 70-летие венчания.

Москвичи – Александр Шумских, Аркадий Шлыков, Михаил Скуридин – ведут строительство церкви Рождества Богородицы в с.Колодозеро (Пудожский р-н Карельской республики). Будучи заядлыми туристами, эти молодые люди в соприкосновении с величественной северной природой стали искать непреходящие ценности. Они нашли их в вере, в служении Вечности, в возрождении этого прекрасного, но казавшегося умирающим края. Эта община строит на месте высокого шатрового храма, превращенного в клуб и сгоревшего (как рассказывают, по вине студентов, привезенных на уборку картошки и живших в клубе), деревянный шатровый храм более скромных размеров. Строительство освящено летом 2003 г. Шальским священником о.Тарасием. Ныне завершается возведение верхов храма – шатра, главы, креста. Происходят изменения и в судьбах участвующих в строительстве людей: Аркадий Шлыков принял сан, стал священником.

Вдова писателя Ф.А.Абрамова Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова, постоянно живущая в Петербурге, а лето проводящая в знаменитом с.Веркола, где родился Федор Абрамов, способствовала открытию в селе не только литературно-мемориального музея писателя. Она приложила много усилий для возрождения Артемиево-Веркольского монастыря. Используя свои петербургские связи, в частности знакомство с Д.С.Лихачевым, через Фонд культуры она воспрепятствовала планам перестроечного времени использования строений монастыря в коммерческих целях, собирала в Петербурге средства на обустройство жилья для первого настоятеля (монастырь тогда находился в руинированном состоянии). Сегодня Веркольский монастырь духовно окормляет и просвещает веркольцев, в селе работает воскресная школа, налаживаются разносторонние связи.

Есть и другие московские имена: Марина Викторовна Лепихина, Елена Сергеевна Кутукова, Николай Алексеевич Корытько; полку людей, стремящихся послужить Русскому Северу, все прибывает. Среди них – московские священники, ездящие с миссионерскими целями, в т.ч. прот. Владимир (Кутикин, церковь Рождества Христова в с.Измайлове). У нескольких московских храмов сложились межприходские связи с православными общинами Русского Севера. Все это жизненно важно, потому что обнищавшему и обезлюдевшему северному селу, при современной дороговизне на строительные материалы и работы, без внешней помощи не поднять крупный ремонт, в котором нуждаются почти все сохранившиеся храмы. Видимо, настало время соборными усилиями возрождать дух отваги и предприимчивости, который всегда был свойственен Русскому Северу. Может, едва заметная поначалу волна, родившаяся в затерянном в русских просторах озере, станет началом преображения всей России? Ибо в истории бывают такие мгновения, когда вся огромная страна сжимается до полубезымянного, прежде никому неизвестного городка, села, разъезда, решающего судьбу целого народа. Так было на Бородине в 1812 г., когда полковник (он «рожден был хватом») воззвал: «Ребята, не Москва ль за нами?» Так было осенью 1941 г. в Дубосекове, что просто и прекрасно выразил легендарный политрук Василий Клочков: «Велика Россия, а отступать некуда».

Ведь могучий дух предков взыскует подвигов! И пока жив хоть один, внимающий этим призывам, – живо Лекшмозеро, жива Россия, и жива надежда на ее восстание из пепла.